Тяжесть венца - Страница 133

133

Королевские парки вокруг Вудстока изобиловали дичью. Слышался лай лисиц, где-то громко трубил олень-самец. Обученная собака Тирелла бежала впереди, принюхиваясь и оглядываясь на хозяина, но, не получая знака, оставалась поблизости. Зато двое следовавших поодаль стражников едва не выли от охотничьего азарта, когда из болотца выскакивала здоровенная бурая свинья с дюжиной полосатых визжащих отпрысков или в кустах мелькал темный силуэт косули. Тирелл же не обращал на все это внимания, однако, когда послышалась обычная на закате перекличка фазанов, насторожился и сделал предостерегающий знак. Они как раз вышли на покрытую жухлой листвой папоротника поляну. Пес вновь оглянулся на хозяина, сделал несколько быстрых скачков, и, когда вспугнутый самец фазана, оглушительно хлопая крыльями, стал набирать высоту, Тирелл пустил ястреба. У Анны невольно вырвался разочарованный возглас, когда ястреб направился не прямо к птице, а к ближайшим зарослям. Но оказалось, что птица не так проста. Фазан, делая отчаянные усилия, спешил туда же, надеясь найти укрытие. Но охотник, перерезав ему путь, совершил стремительный рывок – и фазан, истошно крича, вместе с хищником рухнул в кусты.

Королева восторженно вскрикнула и, на какой-то миг позабыв о достоинстве, бегом кинулась к кустам вслед за Тиреллом и стражниками. Птице дали немного поклевать дичь, а затем отманили вабилом. Анна была так восхищена, что едва не погладила птицу, хорошо что Тирелл успел отвести ее руку, – это делать было рискованно.

Впервые Анна увидела, как Джеймс Тирелл улыбается. У него оказалась добрая и открытая улыбка, и Анна решила, что Джудит Селден не ошиблась, утверждая, что сэр Джеймс не такой уж и неприятный человек. Королева невольно поддалась его обаянию и, лишь когда они после еще двух леток белого ястреба возвращались в Вудсток, заставила себя вспомнить, что на этом человеке лежит вина за убийство принцев.

На другой день королева вновь изъявила желание поохотиться с ястребом.

С тех пор они часто отправлялись в лес. Анне понравилось самой спускать птицу с руки, и она искренне огорчалась, когда охота оканчивалась неудачей. Тирелл стал теперь менее молчалив, порой рассказывал королеве разные истории о живших у него охотничьих птицах, в том числе и о прекрасно выдрессированном уэльском кречете, необычайно толковом и работоспособном. Этот кречет иногда делал до десяти леток за охоту, пока однажды не кинулся на крякву, а та, нырнув в воду, утащила его за собой. Время было зимнее, и, хотя кречет все же умудрился выбраться на берег, он заболел и вскоре умер. Был у Тирелла и великолепный ястреб-тетеревятник из Берберии, необычайно красивый, но большой хитрец – слетал с руки, как будто за дичью, но тут же садился на ближайшее дерево, ожидая, когда его подзовут. Известно, что птице за возвращение на руку обычно полагается вознаграждение, и часто он так наедался, что не могло быть и речи о дальнейшей охоте.

О соколах и кречетах Джеймс мог говорить часами, словно вознаграждая себя за долгое молчание, однако стоило только Анне задать вопрос на другую тему, к примеру, поинтересоваться прошлым Тирелла, как Черный Человек тут же мрачнел и замыкался в себе. Все, что Анне удалось узнать о нем, – что он родом из Суффолка и рыцарский пояс получил после битвы при Тьюксбери. О своей службе при Ричарде он не проронил ни слова. Но одно то, каким ледяным становился его голос и как гасло оживление в его глазах, наводило на мысль, что Тирелл, может быть, и не считает позорным свое прошлое, но оно причиняет ему боль. Анна задумывалась: что заставило рыцаря стать подручным Ричарда в самых темных делах, добровольным изгоем при дворе, всего себя посвятив этой службе?

Тиреллу прислали нового ястреба – крупную молодую самку с мощными цевками и необыкновенно широкой грудью, и Анна пожелала сама заняться ее выноской. Тирелл подсказывал ей, как следует действовать. Анна носила птицу на перчатке, порой волочила ее даже по земле, пока птица не поняла, что на руке все же удобнее. Постепенно она научилась сама взлетать на руку, получая за это кусочки мяса. Анна теперь часто носила ее на руке, по совету Тирелла бывая с ней на конюшне, во дворе, среди людей, чтобы птица скорее привыкла к шуму.

Так она и разгуливала под готическими сводами замка или по аллеям парка – в богатом платье со шлейфом и в грубой кожаной перчатке с крагой, на которой, поблескивая глазами, сидела ястребиха. Анна назвала ее Лакомкой за чрезмерную разборчивость в пище. Один раз, когда королева после обеда вошла в кречетную с кусочками арбуза, Лакомка, приняв красную мякоть за мясо, схватила ее. Королева и Тирелл тогда так и зашлись от смеха, глядя, как птица недоуменно трясет головой и с отвращением выплевывает непривычную еду. Тирелл говорил, что Лакомку не удастся приручить меньше чем за месяц, но Анна торопилась, ибо с середины апреля начиналась линька птиц и заканчивался сезон ловли с ястребом.

Дебора Шенли не была в восторге от частых встреч королевы с Джеймсом Тиреллом. Даже когда Анна объяснила ей, что пытается приручить этого слугу короля, баронесса выразила на сей счет сомнение.

– Если вы и вскружите голову этому прислужнику сатаны, не забывайте, что милостивые улыбки королевы не заставят его забыть те годы, которые он верой и правдой служил Ричарду. Он хищник, и вы рискуете, доверяя ему.

– Порой мне кажется, что он на привязи у Ричарда, – задумчиво проговорила Анна. – И рад бы улететь, да не в силах.

– Совершенно верно. Он, словно ручной ястреб, возвращается к хозяину, чтобы получить подачку.

133