Он умолк, так и не найдя в себе сил взглянуть на королеву.
Анна тоже молчала. Тирелл был прав: его исповедь ужаснула ее. Но вместе с тем принесла и какое-то облегчение. Руки этого человека были обагрены кровью, но все же он не был столь ужасен, как ей представлялось раньше. «Иисус простил злодея, распятого вместе с ним на кресте. Люди всегда судят не так милосердно, как Бог, и не мне быть его судьей». И тем не менее в напряженной позе Тирелла было нечто такое, что подсказало Анне: именно ей надлежит произнести над ним приговор.
«Я хотела знать его тайну, мало того – сама хотела использовать этого человека. Отчего же сейчас я чувствую, что никогда не смогу обойтись с ним так, как Ричард?»
«Ибо он проклят», – сказала ведьма Мэдж. Разве это не достаточное наказание? Разве не ужасно навсегда остаться Черным Человеком?
И она решилась:
– Сэр Джеймс Тирелл! Я выкупаю у дьявола вашу душу! Я беру в уплату ваше чистосердечное раскаяние. И я верю вам.
Он поглядел на нее, словно не веря своим глазам. Она стояла перед ним, протянув руки, и на лице ее не было ни отвращения, ни гнева.
И тогда он упал на колени и, словно принося вассальную присягу, вложил свои руки в ее.
– Я отдаю ее вам, моя королева!
Пламя очага снова отразилось в его глазах, но теперь Анна была уверена, что в них – слезы. Сверкающие, легкие слезы.
К середине мая в Вудсток к королеве прискакал гонец с известием, что сын ее, Эдуард, принц Уэльский, скончался. Весть эта пришла с опозданием на месяц, когда сын Анны давно покоился в земле. Ричард в своем письме не преминул сообщить о причинах этой задержки.
«Вы всегда были дурной матерью, Анна, и не вам оплакивать дитя, которое вы были готовы проклясть только оттого, что в его жилах течет моя кровь».
Анна проплакала день и ночь, не желая никого видеть. Да, Ричард не так уж и не прав, уверяя, что этот мальчик был ей менее дорог, чем ее дети от Филипа, но он ошибался, утверждая, что она не любила маленького Эдуарда. Для Ричарда смерть их сына была страшной утратой, но и сердце Анны кровоточило при мысли, что она никогда больше не прижмет к себе это худенькое тельце. Поистине она была дурной матерью их сыну и теперь корила себя за это. Она вспомнила, как торопливо прощалась с ним, уезжая в Понтефракт. Разве могла она предположить, что с того времени все так переменится? Она скучала без Эдуарда, она беспокоилась о его здоровье, но чаще думала о Кэтрин. Рядом с принцем всегда были заботливые няньки и слуги, да и Ричард готов был на все ради своего любимца. Она была спокойна за сына. Другое дело – Кэтрин. На Кэтрин распространялась часть той ненависти, которую король питал к ее матери…
В течение недели королева приказала служить молебны за упокой души маленького принца. Теперь она возжигала две свечи в память о двух своих сыновьях, но если свеча Эдуарда всегда горела ровным пламенем, то свеча Дэвида чадила и гасла. Анна пыталась зажечь ее снова – но все с тем же результатом. Где-то сейчас странствует душа ее старшего сына? В эти минуты она вновь вспоминала, кто повинен в ее страданиях, и отнюдь не смиренные мысли наполняли ее голову, она поднималась с колен и уходила из часовни. Жгучая ненависть к мужу жгла ее адским огнем, но и придавала сил.
Спустя неделю она призвала к себе Джеймса Тирелла и осведомилась, что ему известно о последних действиях короля. Оказалось, не так уж и много, но Тирелл добавил, что лорд Стэнли ныне находится в Оксфорде, и, если королеве угодно, он отправится к нему и попытается кое-что разузнать.
– Привезите его сюда, – приказала королева.
Тирелл совсем не был уверен, что сможет уговорить Стэнли навестить королеву в Вудстоке, хотя лорд и считался при дворе человеком мягким и уступчивым. Ричард весьма милостив к нему, Стэнли один из первых лордов его двора, а визит к королеве может вызвать неудовольствие Ричарда. Кроме того, Тирелл, зная о недоброй молве, следовавшей за ним по пятам, сомневался, что Стэнли вообще захочет с ним разговаривать. И все же, когда он добился встречи с сэром Томасом, тот согласился без колебаний. Они прискакали в Вудсток уже под вечер.
– Моя государыня! – скорбно воскликнул Стэнли, опускаясь перед Анной на колено и целуя край ее траурного одеяния.
Анна нашла, что за последние месяцы лорд изрядно располнел и у него уже не тот удрученный вид, как прежде.
– Вам, видимо, неплохо живется при дворе короля Ричарда, милорд, – проговорила она. – Вы одно из первых лиц в окружении его величества.
Стэнли опешил от этих слов. Потом криво улыбнулся и кивнул.
– Да, это так. Как же иначе, если мой сын состоит пажом при короле и я его, по сути дела, никогда не вижу.
Поскольку королева продолжала смотреть на него с недоумением, он пояснил:
– Видите ли, мой пасынок, Генри Тюдор, бежал из Бретани к Французскому королевскому двору, и регентша, Анна де Бож, всячески ему покровительствует. Вокруг Тюдора собраны значительные силы эмигрантов, он представляет явную угрозу для короля, ибо у вашего супруга, миледи, что называется, земля горит под ногами. Одним словом, Ричард III мне не доверяет и держит моего сына при себе в качестве заложника.
– Как и мою дочь, – печально улыбнулась королева.
– Вашу дочь?
Впервые Анна поведала сэру Томасу, что девочка, которую сэр Томас видел когда-то в Сент-Мартине и которую сейчас все величают Кэтрин Плантагенет, – ее дочь, а вовсе не Ричарда. И когда она опровергла предположение Стэнли, что Кэтрин рождена от Ланкастера, ей ничего не оставалось, как рассказать о своем тайном браке в Пограничье. Между ними всегда были доверительные отношения, и теперь она даже жалела, что раньше не посвятила старого друга в это. К тому же он сказал, что еще во время военной кампании против Шотландии до него доходили подобные слухи, но он счел их ложными, ибо сам Глостер смеялся, слыша их.