…Открыв глаза, Анна увидела в сероватом предрассветном сумраке незнакомое лицо лежащего на ней мужчины. Он наблюдал за ней с интересом и каким-то насмешливым торжеством. Его смуглое лицо покрылось бисеринками пота, черные волосы свисали вдоль щек. Лежавшее на ней тело было тяжелым, а под своими руками, обнимавшими его, Анна ощущала сильные мышцы и выпирающий горб.
Ей показалось, что она кричит, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Она смотрела на Ричарда широко распахнутыми глазами, пока он не отпустил ее и сел на кровати, все еще разглядывая ее с унизительным любопытством, как экзотическое животное. Анна тотчас натянула до горла одеяло, отодвинулась, прижалась спиной к спинке ложа. Она вся пылала, но еще более унизительным было то, что и Ричард тоже отпрянул, словно испытывая стыд от того, что произошло, отвернулся с такой поспешностью, будто увидел нечто отвратительное. Спустя мгновение он встал и, торопливо задвинув за собою полог, начал одеваться.
Анна спрятала лицо в ладонях. Ей хотелось выскочить из собственной кожи. Это было нестерпимо! Ей казалось, что Ричард подглядел самую сокровенную ее тайну, и эта тайна вызвала у него лишь омерзение.
Однако, когда он, уже завершив туалет, отодвинул полог, лицо его было почти спокойным. Впрочем, это было не так, ибо ей показалось, что герцог еле сдерживается, чтобы не рассмеяться ей в лицо.
– Доброе утро, моя герцогиня!
Он снова был прежним Ричардом Глостером. От этого Анне, пожалуй, стало немного легче, но, все еще потрясенная своей капитуляцией, она нашла в себе силы лишь слабо кивнуть.
Ричард заговорил спокойно, машинально поправляя складки упланда:
– Боюсь, мадам, что не смогу долго наслаждаться вашим обществом. Долг вынуждает меня уже сегодня покинуть вас и отбыть в Лондон.
– Упаси меня Бог, милорд, встать между вами и вашим долгом, – тихо ответила Анна.
Ричард удовлетворенно кивнул.
– Вчера, моя дорогая, я был слишком обрадован вашим согласием. Да простит мне Господь, я его слишком долго ждал.
Анна совсем сникла, но Ричард заговорил, не глядя на нее:
– Возможно, я заслужил осуждение, ибо несколько поторопился, поведя вас под венец именно тогда, когда до меня дошла весть о кончине брата. Увы, это правда. В тот момент, когда вы вчера вбежали в мои покои, Джеймс Тирелл как раз докладывал мне о трагической гибели Джорджа Кларенса.
Откинув рукой полог, Анна взглянула на Ричарда. Он стоял у стола, невозмутимо наполняя вином кубок. Анна медленно перекрестилась.
– Он казнен?
– Нет. Джордж погиб по собственной неосторожности, и в этом я вижу перст Господа, наказующего гордыню.
Герцог смотрел на нее поверх поднесенного к губам кубка.
– Находясь в Тауэре и будучи во хмелю, герцог Кларенс оступился и утонул в бочке с мальвазийским вином. Бедняга Джордж. Он всегда отдавал предпочтение сладким винам.
Ричард сделал несколько глотков.
У Анны не было оснований жалеть Джорджа Кларенса, но полное равнодушие Ричарда поразило ее. Одно дело ненавидеть сильного врага, другое – продолжать видеть врага в том, кто покинул земную юдоль.
– Ричард, вы поразительно невозмутимы для человека, чей родной брат погиб столь странной и позорной смертью.
Глостер повел плечом.
– Джордж не утрата для семьи и не приобретение для Господа. Однако вы, Анна, меньше, чем кто бы то ни было, должны сожалеть о его кончине.
– Это так. Но теперь, когда он мертв… Упокой, Господи, его мятежную душу, – скажу я от чистого сердца.
Ричард вдруг расхохотался так оглушительно, что она вздрогнула.
– Вы лицемерите! Неужели вы полагаете, Анна, что я забыл, какое торжество сияло в ваших глазах, когда вы узнали, что Джорджа должны казнить? Что ж, если вам его так жаль, можете заказать заупокойную мессу.
– Ричард, похоже, что вы не умеете прощать врагов.
Он опустился на постель.
– О да, это так. Милосердие – удел слабых. Удел же сильных – вершить правосудие, карать или миловать. Поскольку Джордж покинул сей мир до исполнения приговора, к тому же, как вы верно заметили, позорной смертью, dum vinum potamus, я рад, что так вышло, и мы с Эдуардом с чистым сердцем и незамутненной совестью можем сказать «Аминь» над непутевым Джорджем.
Ричард встал, галантно подал ей одежду и, задернув полог, отошел к жаровням, чтобы разворошить тлеющие под пеплом угли и добыть хоть немного тепла.
После паузы он вновь заговорил – неспешно, взвешивая каждое слово. Да, ему необходимо уехать, и как можно скорее, чтобы поспеть в Лондон к похоронам герцога Кларенса. Анне на время придется остаться в монастыре, пока от Глостера не поступят соответствующие распоряжения. Затем в Литтондейл прибудет эскорт, дабы она могла возвратиться в мир во всем блеске и великолепии своего нового положения.
Анна слушала супруга с равнодушием. И лишь когда Ричард заговорил о Кэтрин, насторожилась.
– Думаю, девочке незачем больше оставаться в монастыре и я наконец смогу выполнить свое обещание и увезти ее в Понтефракт, куда собираюсь заглянуть по дороге в Лондон.
Анна рванула складки полога.
– Не вижу никакой необходимости. Моя дочь останется со мной.
И тут Ричард впервые за утро заговорил с ней мягко, сел рядом, подал бокал с вином и вазу со сладостями. Кэтрин давно ждет этой поездки. Не говоря о том, что он, Ричард, выполнит свое обещание, девочка окажется при дворе, где много молодежи и, разумеется, для нее найдутся прекрасные воспитатели, ибо в этой глуши она совершенно одичала. Дочери герцогини Глостер необходимо иметь соответствующие ее положению манеры. И потом – Анна сама может спросить у дочери, как та смотрит на подобное предложение.