Тяжесть венца - Страница 63

Он направился было к выходу из зала, но Анна окликнула его:

– Одну минуту, милорд.

– Да? – отозвался Ричард довольно нелюбезно, замедляя шаги.

Анна видела его искривленный силуэт на фоне цветного витража.

– Милорд герцог, вы так глубоко проникли в суть христианских законов, что, вероятно, не откажетесь сообщить, по какому из них намерены присвоить себе мою дочь?

Ричард повернулся и оглядел Анну. Он хотел бы отложить этот разговор до того времени, когда ее смятение и его ярость улягутся. Но если она настаивает…

– Так будет лучше для всех. Мы обязаны скрыть ваш брак с Майсгрейвом, но в таком случае положение Кэтрин при дворе становится двусмысленным. Выдав же ее за свою дочь, я в одно мгновение возведу ее в ранг, о котором можно только мечтать.

– Кэтрин была единственной наследницей рода Майсгрейвов! – воскликнула Анна. – Она благородного происхождения и, объявив ее своей воспитанницей, я могла добиться для нее достойного положения. Вы же обратили ее в бастарда.

– Но бастарда королевской крови, – высокомерно ответил Ричард. – Теперь она принадлежит к Плантагенетам. Для дочери барона из Пограничья это великое благо! Я объяснил девочке, что, признав меня отцом, она поможет сберечь добрую память о своем истинном отце.

– Мудрено же вам было уговорить восьмилетнего ребенка! Но разве то, что ее отец прославил свое имя мечом, что не плел интриг при дворе, а был известен по всей границе как гроза Чевиотских гор, – разве это ничего не значит для чести его дочери? Наш король Эдуард высоко ценил и почитал Филипа Майсгрейва, граф Нортумберленд был его кумом, а шотландцы страшились и уважали его в равной мере. И моя дочь с честью может носить имя Майсгрейв. Я не отдам ее вам, Дик Глостер!

– Поздно, леди Анна, – спокойно, но твердо остановил ее Ричард. – Я уже объявил Кэтрин своей дочерью и не думаю, что вы настолько неразумны, чтобы на всю Англию ославить своего мужа как лжеца. К тому же я сделал это из благородных побуждений.

Анна во все глаза смотрела на него.

– Но ведь вы не верите в благородство, Дик Глостер? Почему же вы пытаетесь взывать к тому, чего нет?

– Я знаю, что вы не лишены здравого смысла.

На мгновение их взгляды скрестились.

– Как вы могли? – вдруг всхлипнула Анна. – Воспользовались своей властью и лишили ребенка славного имени ее отца! Еще одна побочная ветвь в гербе Йорков. Теперь Кэтрин всю жизнь обречена носить клеймо незаконнорожденной.

Ричард невозмутимо поправил застежку плаща на груди.

– Всем известно, что капля королевской крови перевешивает любые свидетельства о чистоте рождения. Вспомните, разве Вильгельм I, до того как получил грозное имя Завоеватель, не звался при дворах Европы Вильгельмом Ублюдком? А разве правящие ныне в Испании Тостамары не были плодом любви короля Альфонса XI и некоей Элеоноры де Гузман? Даже сейчас некий джентльмен Генри Тюдор, все предки которого имеют бастардную полосу в гербе, пытается доказать Европе, что имеет больше прав на трон, чем Йорки. И если герб, который я дал Кэтрин, пересечет слева направо косая полоса, это не лишит чести принцессу из рода Плантагенетов. Она сможет рассчитывать на самую блестящую партию, о какой никогда не смела бы мечтать наследница барона, даже столь славного, как Филип Майсгрейв. Вот все мои аргументы. Если же вы, вместо того чтобы отблагодарить меня, рискнете оспаривать мое решение, я не побоюсь объявить вас душевно больной, даже невзирая на вашу беременность. И в таком случае вряд ли вам стоит рассчитывать видеться с Кэтрин.

Анна боролась с сотрясавшей ее дрожью. В ушах стоял гул. Уильям Херберт говорил ей еще в Йорке: «Вы его пленница, как и я…» Но Уильям надеялся когда-нибудь вырваться из-под опеки Ричарда, у нее же выхода не было. Странная мысль внезапно посетила ее: «Я была его пленницей с того момента, как он обнаружил меня в Нейуорте».

Ричард говорил еще что-то, но она уже не слышала его. Он не успел подхватить ее, как она без чувств рухнула на плиты пола…

Когда Анна пришла в себя, возле нее хлопотали Матильда Харрингтон и Джеральдина Нил. Анна закашлялась от запаха едкой эссенции, которую поднесла к ее носу статс-дама. Потом увидела, что находится в спальне, а вокруг толпится множество людей.

– Вам уже лучше, дорогая? – услышала она рядом участливый голос Ричарда. Он говорил мягко, с волнением. – Вы так напугали меня, любовь моя, когда лишились чувств!

Какой нежный голос! У Анны саднила разбитая им в кровь губа. Она невольно поднесла к ней ладонь.

– Вы ушиблись при падении, Анна. Ох, эти неожиданные и такие опасные для беременных дам обмороки!

И, повернувшись к собравшимся, громко объявил:

– Теперь, когда моя супруга пришла в себя и ей больше ничего не грозит, я хочу поделиться с вами радостной вестью, господа. Герцогиня ждет ребенка, и все мы должны молиться за ее здоровье!

Вечером в Мидлхеме был устроен пир в честь возвращения герцога. Вдоль стен огромного зала расставили столы, на хорах гремела музыка. К колоннам прикрепили факелы из душистого дерева – их было так много, что, несмотря на открытые окна, в зале скоро стало невыносимо душно. Поэтому Ричард не стал возражать, когда Анна, сославшись на головную боль, покинула застолье и поднялась на открытую галерею донжона.

Внизу, во дворе, пылали костры, челядь тоже веселилась. Герцог Глостер велел откупорить для дворни бочонок вина, и люди пили за здравие герцога и герцогини, а также за появление на свет наследника.

Позади себя Анна различила шаги и, оглянувшись, увидела Уильяма. Как и все, он был пышно одет, но лицо его было печальным. Анна попыталась улыбнуться.