Правда, был еще некий человек, который, похоже, знал о причине падения Нейуорта. Верный пес Дайтон как-то говорил Ричарду о неприятной встрече с Оливером Симелом, который повел себя весьма странно, даже враждебно. Да, тот однорукий парень, нынешний комендант Нейуорта, довольно умен. Возможно, что-то он и пронюхал. Ну и пусть. Оливер очень неплохой воин, а сейчас, когда напряжение на англо-шотландской границе все усиливается, Ричарду нужны именно такие люди. К тому же Анна больше не донимает мужа просьбами о поездке в Нейуорт, и, как он понял из ее слов, отговорил ее от этой затеи все тот же странный Оливер Симел, на подозрения которого Ричарду глубоко наплевать.
Герцога Ричарда никогда не терзали ни угрызения совести, ни страхи. Его душа оставалась спокойной, если преступления совершались ради намеченной цели. Их было слишком много, они слиплись в гигантский ком греха, который – Ричард верил в это – он сумеет искупить постом, воздержанием и дарами церкви. Когда-нибудь… Но пока у него иные задачи. А то, что он женат на женщине, мужа которой погубил… Ричард отворачивался от спящей жены и поправлял подушку. Что ж, он уже давно считал убийство надежным выходом из многих ситуаций. Более того, он понял, что тайное убийство окружает того, кто за ним стоит, ореолом мистической силы. Противники Ричарда стали бояться его, не когда он вершил казни (многочисленность казней изобличает в правителе тирана, и народ не любит тиранов), а когда стал кумиром толпы, и лишь какие-то неподтвержденные кровавые слухи заставляли сжиматься сердца.
Между тем стычки на англо-шотландской границе стали перерастать в открытую войну. Летом 1481 года шотландский граф Ангус вторгся в Нортумберленд и сжег крепость Бамборо. Осенью того же года Ричард и Перси совершили ответный рейд, однако несколько побед, одержанных англичанами на границе, не разрядили обстановки. Теперь только и было разговоров, что о большом вторжении в Шотландию, и Ричард воодушевлял своих людей пламенными речами. У него поистине был дар внушать подданным едва ли не сверхчеловеческую отвагу. Когда Анна наблюдала за супругом в такие минуты, она испытывала чувство странной гадливости. Ей ли было не знать, как циничен на самом деле этот человек! Его способность менять обличье казалась ей почти демонической. Но разве сама она не ощутила на себе действие его магического обаяния?
Почти всю эту зиму Ричард разъезжал по манорам, следя за ремонтом пограничной крепости Карлейль, укрепляя гарнизоны пограничных замков. А когда началась дождливая, словно поздняя осень, весна, герцог отбыл в Лондон. Вернулся он лишь в начале лета, утомленный и желчный.
– Лучше бы я не ездил туда, – говорил он Анне, грея у огня озябшие руки. – Этот одышливый боров, мой венценосный братец, вдруг вспомнил свои былые военные подвиги и решил сам повести войска на шотландцев. Гром и молния! У него едва хватает сил передвигаться, и паж постоянно таскает за ним скамеечку, так как Эдуард не в состоянии и получаса провести на ногах. Теперь наш распрекрасный брат – шесть футов мужской красоты, как говорили о нем – стал так безобразен, что придворные воротят нос и смеются у него за спиной, когда он по старой привычке начинает отпускать любезности молоденьким леди. Его фаворитка Джейн Шор (Бог весть, чем они теперь занимаются, когда вдвоем запираются в спальне) без конца требует все новых украшений и нарядов. Она просто дура, ибо другая уже сколотила бы себе изрядное состояние, а эта живет одним днем, как мотылек. Элизабет, та гораздо умнее. Она добилась невероятных привилегий для себя и своей родни: граф Риверс, только потому что занят воспитанием наследника, получил титул правителя Уэльса, старший сын Элизабет, Дорсет, стал комендантом Тауэра, Эдуард Вудвиль теперь командует английским флотом. Даже епископ Лайонел Вудвиль так ведет себя с главою Английской церкви Томасом Буршье, словно тот у него в подчинении, – старик безропотно выполняет любые его фантазии. Бог мой! А сам Эдуард тянет руки к моему Северу, и это в то время, когда в его доме правят бабы да выскочки. Полоумный сластолюбец, трухлявый пень, возомнивший себя Карлом Великим!
Анна отложила в сторону вышивание, над которым сидела.
– Ответьте мне, Дик, на один вопрос: отчего вы так ненавидите своего брата?
Ричард слегка повернул голову. Пламя камина слепило его, и он не сразу заметил, что Анна поднялась с кресла и теперь стоит по другую сторону от него. Какое-то мгновение она словно созерцала герцога без маски, видела того, кто обитал в глубине его души: никакого намека на человечность, искаженное яростью чудовище, зверь во всей его неприкрытости. Она догадывалась о его существовании, но стремилась убедить себя в обратном. Как жить, зная, что и она, и ее дети в полной власти у этого дракона? И она отшатнулась, торопливо схватившись за наперсный крест.
В тот же миг Глостер это заметил и сейчас же укрылся в себе. Он белозубо улыбнулся и манерно застонал.
– Господи, твоя воля, какой упрек! Осмелюсь, однако, напомнить, что между сестрами Невиль также не водилось особой любви.
Анна все еще дрожала, поэтому ответ ее прозвучал неубедительно.
– Мне трудно судить о чувствах Изабель. Я же никогда не испытывала вражды к сестре.
– Я тоже не могу сказать, что ненавижу брата, – спокойно вымолвил герцог, переворачивая каминными щипцами прогоревшее полено. – Просто я перестал уважать его.
Молчание Анны было полно недоверия. Ричард стремительно обернулся.
– Когда-то вы обвинили меня в недостаточной скорби по поводу смерти человека, предавшего вашего отца, – Джорджа Кларенса. Теперь ставите мне в вину, что я недостаточно люблю своего венценосного братца. Меня тошнит от этого лицемерия, Анна. Вам-то уж по крайней мере доподлинно известно, как намеревался поступить с вами Нэд, когда вы были его заложницей. Или вы запамятовали, какое послание вез от Эдуарда во Францию Филип Майсгрейв?*