И опять повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом многочисленных уключин с Темзы, так как от всех набережных отчаливали лодки с желающими увидеть, как младший брат короля вступит под своды королевской крепости Тауэр.
– Оvеm lupo committere, – медленно проговорил Уильям.
Дороти, не знавшая латыни, разумеется, ничего не поняла. Анна же тотчас догадалась. Пока в руках у ее мужа не было обоих сыновей старшего брата, он не мог обнародовать показаний Стиллингтона об их незаконнорожденности. Младший принц Ричард Плантагенет мог стать знаменем для тех, кто хочет видеть на престоле потомков Эдуарда Йорка.
– А что, Дороти, как содержат юного короля? Он в заточении?
– Господи Иисусе! Конечно же, нет, миледи. В Тауэре бывает много народу – торговцы, священники, носильщики, доставляющие товары с кораблей в королевский замок. Все они часто видят короля – он то упражняется с луком на лужайке, то гуляет по стенам под охраной. Правда, с тех пор как заточили изменников Мортона, Стэнли и Ротерхэма, доступ в замок ограничен, за стены пускают только по особым грамотам, точь-в-точь как в те времена, когда в одной из башен Тауэра содержался герцог Кларенс… – Дороти умолкла, воспоминание о погибшем в крепости герцоге омрачило ее лицо.
– Святая Катерина! – воскликнула вдруг она. – Что вы имели в виду, спросив, как содержат маленького короля?
Анна глубоко вздохнула.
– Ничего, миссис Бидалф, ровным счетом ничего.
После этого тишина в комнате стала еще напряженнее. Дороти беспокойно заерзала в кресле, затем поднялась, заявив, что кликнет слуг прибрать остатки угощения и проводить гостей в их комнаты.
– Одну минуту, – остановила ее Анна, когда хозяйка уже взялась за дверное кольцо. – Еще только минуту, Дороти. Как ты думаешь, насколько популярен и обладает ли властью при лорде-протекторе герцог Бекингем?
Лицо Дороти расплылось в улыбке.
– О, Генри Стаффорд ныне второй человек в Лондоне после герцога Ричарда. Он его правая рука, герцог наделил его такими полномочиями, каких ранее не было и у самого Гастингса. Кое-кто болтает, что Гастингс отвернулся от герцога Глостера еще и потому, что тот слишком уж возвысил Бекингема. Лорд-чемберлен не смог простить волоките-уэльсцу, что того некогда любила обожаемая им Джейн Шор. Бекингем отодвинул Гастингса, всегда слывшего покорителем сердец, в сторону как в политике, так и в том, что касалось внимания красавиц. Ибо стоит только появиться Бекингему – и все женщины, будь то знатные леди или простолюдинки, утрачивают благоразумие, добродетель и способность рассуждать. Однако следует отметить, что в Лондоне его чтут еще и за то, что он оставляет в покое жен зажиточных горожан. Торговцы и цеховые мастера могут мирно почивать. Этот сокол выбирает дичь лишь благородных кровей, и, чем сложнее добиться победы, тем он настойчивее…
– Довольно, Дороти! – перебила Анна явно тоже очарованную лордом Бекингемом хозяйку. – Довольно. Скажи нам лучше, где сейчас обосновался в Лондоне Генри Стаффорд?
– О, после ареста епископа Мортона герцог Глостер преподнес герцогу его роскошный особняк Элай-Хаус в Холборне вместе с не менее роскошными садами, где, говорят, произрастает самая великолепная клубника, какую когда-либо отведывал смертный.
– Что ж, Дороти, тогда надеюсь, что ты не откажешься осторожно проводить туда моего верного Уильяма Херберта?
Уильям бросил на нее недовольный взгляд, но Анна не придала этому значения. Когда же Дороти выразила готовность и вышла, чтобы отдать распоряжения слугам, пояснила юноше:
– Поймите, Уил, я не могу сейчас попросту взять и явиться перед супругом. Вспомните, как он был зол, когда я ослушалась его, уехав в Мидлхем. Теперь Ричард – лорд-протектор, каждый его шаг на виду, и он не помилует жену, открыто выказавшую неповиновение и в одежде джентри прибывшую к его двору. Сейчас мне необходим в Лондоне покровитель и заступник, а кто может исполнить эту роль лучше, чем правая рука Глостера и мой должник герцог Бекингем?
– Которому весьма по вкусу охотиться за знатными леди, – не преминул съязвить юноша. – Попросив его покровительства, вы полностью окажетесь в его власти.
– Нет, Уил, – улыбнулась Анна. – Стаффорд не решится посягнуть на жену человека, который его возвеличил. Поверьте, я хорошо знаю его. Ну же, сэр Уильям Херберт, где же ваш хваленый здравый смысл?
Какое-то время юноша неопределенно молчал. Наконец он согласно кивнул.
– Хорошо. Что я должен делать?
– Вы поедете с Дороти… с миссис Бидалф в Элай-Хаус и попросите аудиенции у его светлости. Дождитесь его, если Бекингема не окажется на месте. Но своим настоящим именем избегайте называться. Говорите на уэльском наречии, ибо герцог – патриот Уэльса и ни за что не откажется принять земляка. Вы скажете, что в гостинице «Леопард» его ожидает человек, который убил оборотня в Безымянной Лощине.
Увидев ошеломленное выражение лица Уильяма, она невольно рассмеялась.
– Ради самого неба, Уил! Когда-нибудь я расскажу вам и эту историю. Но сейчас следует поторопиться. Мы и так задержались в пути, а вы, надеюсь, сами убедились, как скор на расправу мой супруг. Поддержка Бекингема необходима, чтобы как можно быстрее предстать перед Глостером и просить его о снисхождении к сыну Филипа Майсгрейва.
После ухода Уильяма Анну проводили в отведенную ей небольшую, но уютную комнату. Там она смыла дорожную грязь, вычистила одежду и сапоги и, лишь после этого почувствовав себя намного лучше, уселась в одной рубахе у окна, чтобы высушить свои длинные волосы. Уильяма все еще не было. За дверью временами слышались шаги, скрип ступеней, хлопанье дверей, из зала долетал слитный гул голосов, смешивавшийся с гудением рожков на судах и перекличкой лодочников. Легкий ветерок, полный речных запахов, овевал Анну. Она и не заметила, как уснула в кресле у окна.